Лапин Борис Федорович - Лунное Притяжение
Борис Федорович Лапин
ЛУННОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ
1
В каюте приглушенно звучал Бетховен. Соната "14 до-диез минор.
"Лунная". Любимая...
Шипулин писал письмо жене, когда дежуривший в этот вечер Саша
Сашевич деликатно кашлянул за дверью.
- Михаил Михайлович, вас Тяпкин вызывает. Говорит, срочно.
Говорит, нужно самого. Я говорю, вы отдыхаете, а он говорит...
Шипулин с досадой отбросил ручку, сунул недописанное письмо в
книгу, но не только не чертыхнулся, а даже нашел в себе силы пошутить,
правда, не очень оригинально:
- Ну раз Тяпкин! Растяпкин...
Вставая, он опять не рассчитал это проклятое лунное притяжение,
хотя пора было привыкнуть за два месяца, но, наверное, и за два года
не привыкнешь, и опять ноги на миг повисли в пустоте и показались
длинными и тонкими, как у паука, и опять почувствовал он всем телом,
какой усталостью и тяжестью оборачивается на деле эта кажущаяся лунная
легкость. "С такими работничками как раз отдохнешь, - вздохнул он. -
Вечно что-нибудь да случится".
- Слушаю, Петя.
- Михаил Михайлович, - голос был хриплый, испуганный, будто у
нашкодившего школьника, самоуверенности как не бывало, - вы, конечно,
извините, но без вас... Ради бога приезжайте!
- Прямо сейчас?
- Михаил Михайлович, тут какая-то чертовщина...
- Что случилось?
- Да ничего. Честное слово, ничего. Просто бур дальше не идет.
- Знаете, Петя, давайте оставим шутки на завтра. А если
действительно что-то произошло, не валяйте дурака, говорите...
- Да нет, честное слово, ничего такого не произошло. Только бур не
идет. И хоть лопни.
- Если у вас алмазный бур не идет в грунт, значит, там по крайней
мере алмазы. Тогда немедленно давайте на Землю радиограмму: "Закурил
трубку мира. Тяпкин". И за вами пришлют ракету "Скорой помощи". И
отлично, важно захватить болезнь в начальной стадии.
Тяпкин обиделся.
- Напрасно смеетесь, Михаил Михайлович. В самом деле бур не идет.
- Я смеюсь! Нет, вы подумайте, я смеюсь, мне весело, что посреди
ночи меня вытаскивают из постели. Я смеюсь! Очень мило...
И тут его сжало, стиснуло, скрутило внезапно ворвавшейся мыслью:
"Да ведь это, наверное, то самое! Как же я так, всю жизнь ждал, а вот
случилось - и сам не поверил?"
- Хорошо, Петя, еду!
Низко над горизонтом висел большой голубоватый глобус - самая
прекрасная планета Вселенной. Он был словно стеклянный, и сквозь
полупрозрачное стекло смутно проглядывали знакомые с детства очертания
континентов. Шипулин не столько разглядел, сколько угадал в одном из
темных пятен Европу, мысленно поставил точку посреди материка и
улыбнулся ей: там была. Ольга.
Шипулину нравились лунные ночи с их мягким земным светом,
скрадывающим резкие, как провалы, тени. Ночами он отдыхал и от
ослепительного солнечного сияния, от которого не спасали даже фильтры
в шлемах, и от черных теней, на которые боязно ступить, и от
полосатого, как матрац, пейзажа. Но главное, конечно, ночью можно было
сколько угодно смотреть на Землю.
Еще издали, из окна тряского вездехода, увидел он четыре фигурки
головастиков, сидящих у подножия вышки. Значит, буровая простаивала.
Вспомнил график основных работ, висящий в каюте, - в груди неприятно
царапнуло. Заметив вездеход, головастики встали и робкими прыжками
двинулись навстречу. Сквозь шлем скафандра мелькнули растерянные злые
глазки Пети Тяпкина - видно, ждал взбучки.
- Ну-с, проверим, в чем дело, - спокойно сказал Шипулин. - Давно
стали?
- В час десять. Автоматика отключила бур - перегрев. Добавили
охлаждение, все проверили, в
