Ларионова Ольга - Евангелие От Крэга (Симфония Похорон - I)
Ольга Ларионова
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ КРЭГА
(Симфония похорон - I)
ЛЮТЫЕ ОСТРОВА
Часть первая
I. Менестрель Аннихитры Полуглавого
По трезвому разумению, выходить из леса надо было бы сторожко, по-кошачьи
пружиня на послушных, натренированных ногах. Но Харр по-Харрада, едва
завидев долгожданный просвет между кольчатыми стволами, рванул из-за пазухи
заветный бурдючок из шкурки мускусной белочки, в котором вино, истомляясь,
приобретает ни с чем не сравнимый дух, подвигающий пьющего на деяния
возвышенные и неосмотрительные; торопливые глотки не позволили ему
просмаковать, как должно, всю глубину аромата этой поистине бесценной
жемчужины Аннихитровых погребов, но зато в избытке одарили его безрассудной
легкостью, коей у него и без того хватало. Он отшвырнул шкурку, выжатую до
влажного поскрипывания, и, по-детски подпрыгивая на бегу, выскочил на
опушку.
И тогда навстречу ему хлынула степь, шелестящая зрелым золотым
разнотравьем.
Даже не оглядываясь по сторонам, он безошибочным чутьем прирожденного
странника отметил желанное безлюдье этого края, удаленного от большой дороги
не менее чем на два перехода; разномастное же зверье, как испуганно
вжимающееся в землю при звуках его шагов, так и хищно ловящее запахи
человеческой плоти, нимало его не заботило. Поэтому он позволил себе то, о
чем грезил все последние свои три или четыре скитальческие преджизни:
раздвинул высокую, доходящую ему до пояса траву и нырнул вниз, точно в
озерную воду. И теплая комковатая земля подалась ему навстречу и коснулась
губ. Земля его юности. Он зажмурился, подсунул левый кулак под переносье и
замер, вдыхая горьковатые запахи травяных корней и въедливую земляную пыль.
Ну и естественно, чихнул. И раз, и два, и понял, что с этими сопливыми
сантиментами пора кончать. Он перевернулся на спину и вгляделся в высокую
голубоватую дымку, перечеркнутую качающимся стеблем. Ему почему-то
помнилось, что небо его родины ниже, чем голубой ослепительный свод,
вздымавшийся над чужими дорогами, и оттого жизнь под ним уютнее и
безопаснее. К последнему он никогда не стремился, а уют, который он
быстренько обретал на любой из дорог, был именно тем, от чего он сбегал
многократно и в какой-то степени даже обреченно. Так что же тянуло его сюда,
под это дымчатое небо?
А кто его знает. Потянуло, и все. Может, предчувствие конца всех дорог?
Тьфу, тьфу! Молод еще. Не зелен, но как раз в полной силе. И все, что нужно,
при нем - не сбитые ноги, ухватливые руки и то, что всегда было мечтой
каждого мужчины, если он ощущал себя настоящим мужчиной: меч. Это было
сокровищем, которое позволяли себе только самые толстосумые караванники,
ведь на одной-единственной дороге, у полоумного Аннихитры, у подножия
Инеистых гор добывали драгоценную руду. С ранней весны плавить ее было
нельзя - не подрастали деревья на уголь; потом неопытные, знавшие свое
потомственное дело только от стариков, понаслышке, плавильщики гробили не
одну плавку, пока не удавалось сварганить огненное варево, годное разве что
на дамские ножички к княжескому столу. Затем уже удавалось воскресить
полузабытые премудрости старины и наладить ковку кинжалов и наконечников для
копий дворцовых стражников; а вот до мечей дело доходило лишь тогда, когда
осень подступала к Железному Становищу. Много ли тут накуешь? Да и мечи
отписывались все до единого в княжескую казну, так что Аннихитра
распоряжался ими сообразно тому, какой половиной своей несчастной головы он
в это время ворочал: если светлой, то почетн